Сидеть у компа... смотреть на серое небо белых ночей... пить горячий, слишком крепкий чай... писать банальности, написанные уже много раз кем-то другим... и ждать... просто ждать...
Запивая неожиданно накатившую грусть крепким чаем, целый день мечтала о лете. И не просто о лете, о тех нескольких днях в в августе, что я проведу в Лондоне, теперь, когда решение принято окончательно, можно начинать мечтать. Ведь так часто "предвкушение слаще, чем вкушение" Стараясь не думать о темноте моей пустой комнаты, о утекающих минутах очередного февраля, о песнях, которые больше не затрагивают в душе ни одной струнки, я представляла себе летнее солнце и прохладный ветер с реки. Думала о Биг Бене и Стоунхендже, о самолете и той одежде в которой я буду там. О мороженном и магазинах. О непривычных деньгах в кошельке и непонятной речи вокруг. О фотографиях, фонарях, улицах, площадях, двухэтажных автобусах и телефонных будках...
за окном ночь, темная, морозная, зимняя ночь, улица окруженная белоснежными деревьями, сугробы, отражающие свет одиноких окон и фонарей, переливающиеся всеми цветами радуги... а в моей одинокой, уютной комнате устало светит монитор в наушниках играет музыка и она кажется такой странной. я блуждаю в белоснежном лесу под черным небом, заполненным этой музыкой и словами чужого, почти непонятного языка все тело охватывает какая-то приятная истома, словно я влюблена, но стоит закрыть глаза, пытаясь вспомнить в кого именно, я вижу только блеск снежинок в искусственном свете и белоснежный лабиринт это так похоже на сон наяву, самый прекрасный, самый счастливый сон, где есть только я то идеальное место, где хотелось бы остаться навсегда.
Что если завтра война, вторжение, атака Злобных Инопланетян? Кто придет на землю, кто спасет мир, кто из общеизвестных профессиональных Сил Добра выступит на защиту? У каждой культуры они свои. Так что представляется мне это примерно так.
Итак, США - культура богатая спасателями мира, форпост по борьбе со Злобными Инопланетянами. Кто выступит за Штаты? Конечно, герои комиксов. В лучших супергеройских одеждах встанут плечом к плечу Супермен, Бэтмен, Халк, Хэллбой, Человек-Паук, Человек-Шпинат и прочие, прочие, прочие. А также мудрый Йода и джедаи второго созыва.
Неожиданно сильно отожжот Япония. Из ноосферы высыпятся гигантские роботы, боги смерти, мертвецы, вампиры на доверии, убийцы-профессионалы, убийцы-любители - словом, понять, что это тоже Силы Добра удастся нескоро. Сложности усугубятся тем, что некоторые из героев решат, что говорят по-английски, немецки, русски (вставить нужное) - так что даже военные дешифровальщики поймут их нескоро. В ходе переклички будет несколько раз уничтожен Токио, пострадает кто-то из американских героев, пока отаку, наконец, не расставят все по своим местам. На Японию будут смотреть с уважением.
читать дальшеИндия поднимет своих богов. Они там в активной памяти, так что встанут дружно и все. И именно потому, что встанут они все, во всех воплощениях - прекрасные, разноцветные, многорукие, многоликие, чудовищные, разнообразно вооруженные и разнообразно украшенные - они либо не узнают друг друга, либо - о, ужас! - узнают. И немедленно начнут воевать друг с другом, пугая всех в мире, кроме японских аниматоров, которые на коленке будут набрасывать идеи для нового сериала.
Китай, не рассчитывающий после победы КПК на мифологический нафталин, выставит главного легендарного защитника Китая - Великую Китайскую Армию.
Аргентина выставит Марадону. Ну и что, что он старый. Он всегда помогал.
Глядя на китайскую армию, японских защитников, американские Силы Добра и войну над Гиндукушем, в Кремле припомнят повешенных в Третьяковке трех богатырей, Емелю на печи и вступят в тайные переговоры с Силами Зла. По итогам переговоров выяснится, что то, то прилетело и зависло на орбите, и есть Силы Добра. Чтобы успокоить население окончательно, наш ГлавСвет даже выпишет им лицензию на частичное улучшение Земли. Будут также секретные протоколы с обозначенными на карте местами, которые не подвергнутся улучшениям. Именно туда члены правительства запросятся эмиссарами. Правда, еще до переговоров наши умельцы собьют и развинтят несколько НЛО. Но большинство населения во вторжение так и не поверит, убежденное, что пирамиды в небе - это ребрендинг МТС.
А... а Британия выставят маленькую синюю будку. Оттуда вывалится радостный тощий чувак в плаще, оглянется вокруг - на японские Силы Добра, на Человека-Шпината, на наших эмиссаров с лицензией, на китайскую армию, на Силы Зла над головой - и скажет: "А что, уже Рождество, да?"
Марина Цветаева не только великолепный поэт. Ее проза покоряет блестящим стилем, точными формулировками и неожиданными выводами. Татьяна Ларина у нее – совсем другая, нежели мы привыкли воспринимать пушкинскую героиню. Для великой поэтессы она не только символ "несчастной, невзаимной, невозможной любви", но и… Впрочем, лучше прочитать саму Марину Цветаеву.
"Мой Пушкин" (oтрывок)
Теперь мы в сад перелетим, Где встретилась Татьяна с ним.
Скамейка. На скамейке - Татьяна. Потом приходит Онегин, но не садится, а – она - встает. Оба стоят. И говорит только он, все время, долго, а она не говорит ни слова. И тут я понимаю, …что - это - любовь: когда скамейка, на скамейке - она, потом приходит он, и все время говорит, а она не говорит ни слова. …Я не в Онегина влюбилась, а в Онегина и Татьяну (и может быть, в Татьяну немножко больше), в них обоих вместе, в любовь. И ни одной своей вещи я потом не писала, не влюбившись одновременно в двух (в нее - немножко больше), не в них двух, а в их любовь. В любовь. Скамейка, на которой они – не - сидели, оказалась предопределяющей. Я ни тогда, ни потом, никогда не любила, когда целовались, всегда - когда расставались. Никогда не любила - когда садились, всегда - когда расходились. Моя первая любовная сцена была нелюбовная: он – не - любил (это я поняла), потому и не сел, любила - она, потому и встала, они ни минуты не были вместе, ничего вместе не делали, делали совершенно обратное: он говорил, она молчала, он не любил, она любила, он ушел, она осталась, так что если поднять занавес - она одна стоит, а может быть, опять сидит, потому что стояла она только потому, что – он - стоял, а потом рухнула и так будет сидеть вечно. Татьяна на той скамейке сидит вечно. Эта первая моя любовная сцена, предопределила все мои последующие, всю страсть во мне несчастной, невзаимной, невозможной любви. Я с той самой минуты не захотела быть счастливой и этим себя на - нелюбовь - обрекла. В том-то и все дело было, что он ее не любил, и только потому она его - так, и только для того - его, а не другого в любовь выбрала, что втайне - знала, что он ее не сможет любить. (Это я сейчас говорю, но - знала – уже тогда, тогда знала, а сейчас научилась говорить.) У людей с этим роковым даром несчастной - единоличной - всей на себя взятой - любви - прямо – гений - на неподходящие предметы. Но еще одно, не одно, а многое, предопределил во мне Евгений Онегин. Если я потом всю жизнь по сей последний день всегда первая писала, первая протягивала руку - и руки, не страшась суда - то только потому, что на заре моих дней лежащая Татьяна в книге, при свечке, с растрепанной и переброшенной через грудь косой, это на моих глазах - сделала. И если я потом, когда уходили (всегда - уходили), не только не протягивала вслед рук, а головы не оборачивала, то только потому, что тогда, в саду, Татьяна застыла статуей.
У кого из народов - такая любовная героиня: смелая и достойная, влюбленная - и непреклонная, ясновидящая - и любящая! Ведь в отповеди Татьяны - ни тени мстительности. Потому и получается полнота возмездия, поэтому-то Онегин и стоит "как громом пораженный". Все козыри были у нее в руках, чтобы отметить и свести его с ума, все козыри - чтобы унизить, втоптать в землю той скамьи, сравнять с паркетом той залы, она все это уничтожила одной только обмолвкой: Я вас люблю (к чему лукавить?) К чему лукавить? Да к тому, чтобы торжествовать! А торжествовать - к чему? А вот на это, действительно, нет ответа для Татьяны - внятного, и опять она стоит, в зачарованном кругу залы, как тогда - в зачарованном кругу сада, - в зачарованном кругу своего любовного одиночества, тогда - непонадобившаяся, сейчас - вожделенная, и тогда и ныне - любящая и любимой быть не могущая. Все козыри были у нее в руках, но она - не играла. Да, да, девушки, признавайтесь - первые, и потом слушайте отповеди, и потом выходите замуж за почетных раненых, и потом слушайте признания и не снисходите до них - и вы будете в тысячу раз счастливее нашей другой героини, той, у которой от исполнения всех желаний ничего другого не осталось, как лечь на рельсы.
На этом примере Элизабет лишний раз убедилась, что долгожданное событие, осуществившись, вовсе не приносит ожидаемого удовлетворения. Приходится поэтому загадывать новый срок, по истечении которого должно будет наступить истинное блаженство, и намечать новую цель, на которой сосредоточились бы помыслы и желания, с тем, чтобы, предвкушая ее осуществление, испытать радость, которая сгладила бы предшествовавшую неудачу и подготовила к новому разочарованию.
Мой двадцать первый день рожденья Наступил еще теплой августовской ночью, когда еще светлое синее небо было окутано клочьями черных облаков. Темные силуэты сосен грустно столпился на берегу неподвижного озера. И тишина, прокравшись в мозг пыталась вывернуть наизнанку сознание...
-... Я бы должна тебя ненавидеть:с тех пор, как мы знаем друг друга, ты ничего мне не дал, кроме страданий... - Ее голос задрожал, она склонилась ко мне и опустила голову на грудь мою.
"Может быть, - подумал я: - ты оттого-то именно меня и любила: радости забываются, а печали никогда!.."
Я надушу тонкую желтую ленту неуловимым терпким ароматом... я вплету ее в волосы... И тогда ты сразу заметишь, узнаешь, найдешь...
Знаешь, вчера поздней ночью я украдкой заглянула в твою комнату... ты не спал, сидел на подоконнике, смотрел на серое небо и курил... я сидела на твоей измятой постели и украдкой рассматривала твой тонкий профиль... вдыхала запах уличной свежести и табака... ты не видел меня... ты просто не мог видеть... ведь это был всего лишь мой сон...
Все были в восторге: никогда еще не танцевала она так чудесно! Ее нежные ножки резало как ножами, но этой боли она не чувствовала - сердцу ее было еще больнее. Она знала, что один лишь вечер осталось ей пробыть с тем, ради кого она оставила родных и отцовский дом, отдала свой чудный голос и терпела невыносимые мучения, о которых принц и не догадывался. Лишь одну ночь оставалось ей дышать одним воздухом с ним, видеть синее море и звездное небо, а там наступит для нее вечная ночь, без мыслей, без сновидений. Далеко за полночь продолжались на корабле танцы и музыка, и русалочка смеялась и танцевала со смертельной мукой на сердце; принц же целовал красавицу жену, а она играла его черными кудрями; наконец рука об руку они удалились в свой великолепный шатер.
Дым отечества нам гадок и удушлив!!!!! (с) Иван Ургант
Вот и к нам пришел дым... До последнего не хотелось верить, что это именно дым. Но видно после ночной грозы и наши высохшие леса вспыхнули, как заботливо приготовленный хворост для костра. И теперь все мы еще больше походим на ежиков в тумане: одинокие, потерянные, задыхающиеся...
Скарлетт села в постели, обхватив колени руками, и на несколько счастливейших в ее жизни минут почувствовала себя миссисс Эшли Уилкс, женой Эшли! А потом легкий холодок сомнения закрался в ее сердце...
Он был высок, на голову выше стоявших рядом офицеров -- широкоплечий, узкобедрый, с тонкой талией и до смешного миниатюрными ногами в отлично начищенных ботинках. Строгий черный костюм, тонкая гофрированная сорочка и брюки со штрипками, элегантно открывавшие высокий подъем стопы, находились в странном контрасте с мощным торсом и фатоватым холеным лицом. Костюм денди на теле атлета, недюжинная дремлющая сила, таящая в себе опасность, и небрежная грация движений. Иссиня-черные волосы. Тоненькие черные усики, в соседстве с пышными, свисающими до подбородка усами стоявших рядом кавалерийских офицеров, делали его похожим на европейца. Лицо человека, наделенного отменным здоровьем и таким же аппетитом, откровенно жадного до всех жизненных утех. Человека, неколебимо уверенного в себе и беззастенчиво пренебрежительного к другим. Он глядел на Скарлетт с нагловато-насмешливым огоньком в глазах, и, почувствовав на себе его взгляд, она повернулась в его сторону.
"Элизабет, в свою очередь, была чрезвычайно занята. Ей нужно было разобраться в мыслях гостей, привести в порядок свои собственные и постараться быть приятной присутствующим. И хотя больше всего она тревожилась о последнем, здесь успех ей был обеспечен особенно надежно благодаря расположению всех, кому она старалась понравиться. Бингли проявил полную готовность, Джорджиана – искреннее желание, а Дарси – самое твердое намерение вынести о ней благоприятное суждение."